Прошёл год со дня, когда этот мир покинул Владимир Войнович.

Место, которое он в нём занимал, зияет пустотой. Пустота свидетельствует о том, что общеизвестная поговорка — про то, что незаменимых людей нет, — является глубоко ошибочной и неверной. Такие люди есть. Однако окружающим их это становится ясно чаще всего только после того, как они из него уходят.

Владимир Войнович был именно таким человеком.

И он отсюда ушёл. Год тому назад.

* * *

Кем был этот человек?

Прежде всего он был писателем. Беллетристом, драматургом, мемуаристом. Также — поэтом и автором текстов песен. Немного — художником. Ещё — публицистом и правозащитником. Человеком, исповедовавшим либеральные убеждения и обладавшим явно выраженной гражданской позицией. Имевшим собственное мнение по любому, самому спорному вопросу и высказывавшим его, не обращая внимания на реакцию окружающих. Не боявшимся идти против течения, если течение шло против его совести.

Обобщая, можно сказать, что Владимир Войнович был тем, кого принято называть культурно-общественными деятелями и сознательными гражданами своей страны.

Жить в России, обладая таким реноме, не просто тяжело — опасно для здоровья. И без разницы, как именно она в тот или иной период именуется — советской, постсоветской или неосоветской. И какая на дворе стоит историческая эпоха — сталинский ли Большой террор, хрущёвская ли Оттепель, брежневский Застой или путинский Отстой, как сейчас. Поскольку ни при какой из этих эпох таких людей, как Войнович, в России не любили — ни те, из кого состоит так называемый "народ", ни тем более власти предержащие. Эти, прикрываясь полномочиями, полученными ими от "народа", таких, как Войнович, и тогда и сейчас именуют "двурушниками", "очернителями", "пасквилянтами" и "клеветниками". А если, получив словесную нахлобучку, очернители и пасквилянты не унимаются и не ползут на пузе к хозяйскому сапогу, униженно отводя глаза и покорно виляя хвостом, то — "отщепенцами", "внутренними эмигрантами", "изменниками" и "предателями". Которым место или на помойке Истории (непременно с прописной), или на загнивающем империалистическом Западе (непременно без кавычек). А то, что это — одно и то же, подразумевается, как говорится, по умолчанию.

За долгие годы жизни в Советском Союзе Владимиру Войновичу привелось через всё это пройти. И словами этими его клеймили, и средств к существованию лишали, и грозили, и из писательского союза исключали, и намекали, что могут арестовать и посадить. А однажды попытались убить — подсунув сигареты, набитые какой-то психотропной дрянью, погрузившей его в транс и вызвавшей дезориентацию во времени и пространстве. Надеялись, по-видимому, что, выйдя после встречи с осуществившими это покушение гэбистами на улицу, диссидент Войнович в состоянии изменённого сознания или угодит под грузовик, или помрёт от сердечного приступа по дороге домой в троллейбусе или в метро. Но не вышло. Вероятнее всего, по той причине, что дело было в 1975 году, а тогда ни полонием, ни "Новичком" своих оппонентов они ещё не травили. А то, чем травили, не всегда работало. Так что имеет, пожалуй, смысл поблагодарить гэбистов, пытавшихся ликвидировать писателя Владимира Войновича, — их звали Пасс[1] Смолин и Геннадий Зареев — за то, что не сумели довести порученное им задание до победного конца.

Кстати, такая деталь: полковник ГБ Смолин действовал под оперативным псевдонимом Петров, а майор ГБ Зареев называл себя Захаровым. Петров, стало быть, и Захаров. Захаров энд Петров. Вам это ничего не напоминает?..

* * *

Нет надобности пересказывать биографию Владимира Войновича — ни тезисно, ни тем более подробно. Поскольку биография его, во-первых, хорошо известна, а во-вторых, я это уже делал — в опубликованном год назад некрологе.

Сейчас же, пользуясь возможностью, мне бы хотелось привлечь внимание читателей к тому, как писатель Войнович воспринимал то, что происходит в России в последние два десятилетия, как он это оценивал и видел ли тот самый пресловутый свет в конце тоннеля, который чаще всего оказывается фонарём локомотива поезда.

* * *

В одном из последних своих публицистических эссе (быть может, в самом последнем), написанном в январе 2018 года и названном "Стебень, гребень с рукояткой", Владимир Войнович предпринял попытку структурного анализа того, что представляет собой неосоветская Россия. А заодно высказал некоторые соображения, что надо сделать для того, чтобы превратить её из неосоветской в нормальную. Он писал:

"Отличие теперешнего режима от советского — в том, что он устарел уже при его создании. Ко времени прихода Путина к высшей власти Россия стояла на распутье. Она сделала первый шаг к свободе и демократии при Горбачёве и Ельцине, теперь перед ней был выбор из трёх вариантов: двинуться дальше, топтаться на месте или откатиться назад. У нового президента, как ни у кого из его ближайших предшественников, была реальная возможность повести страну по первому пути и войти в историю реформатором. Может быть, даже великим".

Далее, проанализировав важнейшие поступки упомянутого человека в должности президента России, повернувшего её развитие вспять, Войнович убедительно показал, как этот правитель, вместо того чтобы стать великим реформатором, превратился в гнусную пародию на великого тирана. И сделал неутешительный во всех смыслах вывод — о том, в каком месте пребывает ныне возглавляемая этим правителем страна:

"Наше государство постепенно путём приведения принципов демократии в соответствие с <...> советскими традициями <...> вернулось в прошлое и всё дальше в него углубляется. Превратилось в архаическую структуру, которая несовместима с современными взглядами на жизнь цивилизованных стран, с высокой технологией, с компьютером и Интернетом. Уже выросло целое поколение людей, которое с трудом воспринимает навязываемые ему представления о том, как и ради чего нужно жить. А государство, не учитывая движения времени, совершает дикие действия, которые сами по себе бессмысленная архаика. Архаичны коварство в отношениях с другими государствами и захват чужих территорий".

Соображения, высказанные Войновичем насчёт того, что следует делать для того, чтобы вернуть Россию на путь прогрессивного развития, оригинальностью не отличались. Писатель предлагал всё то же, что предлагали и продолжают предлагать те российские общественные и политические деятели, кого в Кремле принято презрительно именовать "либералами" и "иностранными агентами": соблюдать Конституцию, избрать дееспособный парламент, восстановить независимый суд, уничтожить цензуру в СМИ — и т.д. и т.п. Но самое главное — немедленно перестать врать — народу, самим себе, всему окружающему миру.

Разумеется, этот призыв Войновича, как и все предыдущие его призывы, как и все прочие аналогичные призывы, раздававшиеся и раздающиеся до сих пор, — не что иное, как глас вопиющего в пустыне. Однако, прекрасно всё это понимая и отдавая себе отчёт в том, что предлагаемые им меры не могут быть реализованы до тех пор, пока власть в России будет оставаться в руках узурпировавшей её гэбистско-воровской мафиозной группировки, — Войнович не считал, что занимается сотрясением воздуха. Поскольку, в отличие от подавляющего большинства своих единомышленников, принадлежащих к одной с ним возрастной группе, был не отчаявшимся пессимистом, но убеждённым оптимистом. Он был абсолютно уверен в том, что крах гэбистского режима неизбежен и что он произойдёт в течение ближайших трёх-четырёх — максимум пяти — лет. В том, что Россия обречена снова стать на путь реформ (он называл этот процесс "Перестройкой Номер Два", хотя всегда и оговаривался, что название это — условное и скорее даже аллегорическое), — Войнович не сомневался ни на мгновение.

Я не могу подкрепить эти утверждения цитатами из нашей с Владимиром Войновичем переписки, поскольку не считаю этически приемлемым цитировать приватные письма без разрешения их отправителя. Однако я могу привести ещё одну цитату из того же последнего его эссе, почти целиком совпадающую с тем, что он писал мне в конце 2017 года:

"Советское государство развалилось не по злой воле Горбачёва или Ельцина, а просто от несовместимости со всем окружающим миром и от дряхлости, до чего довели его Брежнев, Андропов, Черненко и их соратники, тупо державшиеся за догмы, в которые сами давно не верили. <...> Россия, пережив <...> семьдесят лет коммунистического тоталитаризма, сделала шаг в сторону свободы и демократии, но застряла на полпути. Вторую половину пути нам ещё предстоит одолеть. Очень большие силы направлены на то, чтобы этого никогда не случилось, но исторический прогресс — это такая штука, которую возможно задержать, но не остановить".

В том, что ему самому удастся дожить до Перестройки Номер Два, Владимир Войнович — принимая во внимание естественный ход времени — сильно сомневался. Так оно и произошло. Однако он не сомневался в том, что до этого доживут многие его читатели — прежде всего те, которым сейчас по двадцать-тридцать лет. На долю этих россиян выпадет чрезвычайно ответственная работа — создавать свою страну с нуля, строить её на пустом месте — в прямом смысле этого понятия. Поскольку ублюдочный режим, ныне правящий в России свой сатанинский шабаш, наверняка постарается перед собственной гибелью уничтожить также и её саму. Удастся ли ему это сделать — вопрос открытый. Писатель Войнович считал, что — нет. Подтвердится ли эта его уверенность, покажут самые ближайшие годы. Быть может, месяцы.

* * *

Что же касается того, какое место Владимир Войнович занял в истории российской литературы второй половины XX и начала XXI века, то здесь можно сказать только — одно из самых главных. Оно стоит в одном ряду с именами Василия Аксёнова, Михаила Булгакова, Ивана Бунина, Георгия Владимова, Виктора Некрасова (перечисляю только беллетристов и намеренно в алфавитном порядке). Сравнивать Войновича с каким-либо коллегой по перу — хоть из данного списка, хоть с кем-нибудь ещё — дело неблагодарное. И не только по причине того, что все эти писатели очень разные, каждый обладает собственным стилем и голосом, но также и вследствие того, что Войнович, пожалуй, самый не поддающийся втискиванию в какие-то жёсткие рамки, категории и разряды. Литкритики, обожающие такими вещами заниматься, навесили на него ярлыки — "бытописатель-сатирик" и "сатирик-фантаст". Войнович от этих определений не отпирался — как можно оспаривать неоспоримое? Однако любой ярлык — всегда ограничение. А Владимир Войнович всегда был против всех и всяческих ограничений — особенно цензурных, но и вообще. Для него единственным ограничением был, как это ни банально выглядит, полёт творческой фантазии. И, разумеется, невозможность врать — читателю, но прежде всего самому себе.

Полагаю, что именно по этой причине сочинения Владимира Войновича будут переиздаваться до тех пор, пока его читатели будут находить в них что-то важное для собственного сердца, ума и души. В чём, собственно, единственное предназначение беллетристики и состоит.

[1] Это не кличка — это имя. Не то являющееся аббревиатурой от какого-то большевистского заклинания, содержавшего в себе название "Советский Союз", не то папаша у этого гэбиста был оголтелым футбольным фанатом. В. Войнович склонялся ко второму варианту, я склоняюсь к первому.

Павел Матвеев

Ошибка в тексте? Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl + Enter